среда, 23 июля 2014 г.

Израильские хроники: трагизм бытия и единство нации



21 июля, когда список солдат, убитых в Газе террористами ХАМАСа, разросся до той степени, что впору взвыть от нестерпимой боли, по социальной сети Facebook прокатился призыв: "Поздно вечером на военном кладбище в Хайфе состоятся похороны Шона (Нисима) Кармели, 21-го года, бойца бригады "Голани". Шон репатриировался из Техаса без родителей, он солдат-одиночка. Пожалуйста, приезжайте на кладбище!"

К 11 часам вечера, когда новый ракетный обстрел загнал в убежища полстраны, государственное радио сообщило: "Двадцать тысяч израильтян проводили в последний путь солдата-одиночку Шона Кармели".

На другой день на фоне ураганного обстрела Ашкелона шесть тысяч горожан собрались на городском кладбище на похороны 22-летнего репатрианта из Франции, бойца бригады "Голани" Джордана Бен-Симона, а утром 23-го июля 30.000 соотечественников заполнили военное кладбище на горе Герцля в Иерусалиме. Многие приехали в столицу из других городов, другие отпросились с работы.

"Ты никогда не будешь одинок", - повторяли, как молитву, как заклинание, тысячи  людей, впервые услышавших о 24-летнем Максе Штейнберге, репатрианте из Калифорнии, лишь после его трагической гибели в секторе Газа. Накануне из Лос-Анджелеса в Израиль прилетели родители Макса. В Стране они оказались впервые, хотя сын репатриировался в 2012 году: собирались навестить, но никак не получалось.

В день гибели Штейнберга один из его друзей опубликовал в социальной сети Facebook следующий пост: "Хочу рассказать вам о Максе. Сегодня я потерял брата. Сегодня мое сердце сгорело дотла. Отныне каждый День Памяти будет для меня маленькой смертью. Обещаю: тебя никогда не забудут. Обещаю: мы продолжим твою миссию. Обещаю: я постараюсь стать лучше, хотя никогда не стану таким, как ты. В пятницу ты успел попрощаться по телефону со мной, с папой и мамой, с Дианой, Михаэлем и с Пейдж, которая так любит тебя. Я уверен: ты до последнего вздоха думал о своем народе – как защитить его. Благословенна память о тебе, ты герой. Я всегда буду любить тебя".

Не знаю, что ощущают простые люди в других странах, слыша сообщения о гибели военнослужащих или мирных граждан. После Второй мировой войны просвещенный Запад нечасто ведет боевые действия на территории своих государств. Возможно, когда воинские подразделения армии США сражались в Ираке и Афганистане, десятки миллионов американских матерей испытывали те же ощущения, которые в последние дни рвут на части сердца еврейских матерей в Израиле, а может, и нет. Не могу знать, учащается ли дыхание у российских или украинских матерей, когда по ТВ сообщают о гибели мирных жителей или военнослужащих в результате артиллерийских обстрелов. Смею предположить, что да, но - лишь у тех, чьи сыновья сейчас служат в армии и находятся в зонах вооруженных конфликтов.

Израиль – маленькая страна, на которую постоянно – с момента провозглашения независимости 66 лет назад – обрушиваются чудовищные беды. Отсюда – повышенная, обостренная чувствительность. В дни войн стирается грань между "я" и "мы" – дыхание нации синхронизируется, запертые на замок двери распахиваются, народ вытаскивает руки из карманов и протягивает друг другу. Мирятся соседи, которые годами не здоровались. Мужья возвращаются к брошенным женам, чтобы поддержать в критический момент детей. Разве что долги здесь не прощают, но многим ли сейчас до непролазного овердрафта, если Стране приходится воевать второй раз за последние два года…

Об ожогах, шрамах и рубцах

Больница "Бейлинсон" в Петах-Тикве

Не знаю, как вас, а меня при известии о каждой новой жертве парализует. Как будто молотом по голове ударили. И сейчас на территории больницы "Бейлинсон" в Петах-Тикве (вокруг  ведется строительство – с парковки до главного корпуса приходится добираться по узкому коридору, обнесенному с двух сторон металлическим забором) я испытываю знакомую боль – жесткую, безжалостную, взрывающую изнутри все твое существо. Несколько минут назад по радио передали сообщение о гибели в Газе еще двух солдат.

Еще две удара ножом в сердце нации. Жить с непрекращающейся болью невероятно сложно. Лично мне куда проще раскатывать под вой сирены по самым отдаленным уголкам, интервьюировать в перерывах между обстрелами соотечественников, фотографировать, убегать-уворачиваться-уползать от проклятых ракет: в такие моменты адреналин зашкаливает. Что же касается смерти, с ней  отношения не складываются. Почти за четверть  века работы в Израиле репортером в семьях погибших солдат я побывала дважды. После каждой беседы с осиротевшими матерями месяцами пыталась восстановиться, отвлечься, встряхнуться - не удавалось. Так и живу с загнанной в подсознание чужой-своей болью. Смею предположить, что таких "ненормальных", как я, в Израиле большинство. Тем и сильны, оттого несгибаемы.  

А вот и палаты, где лежат солдаты, раненые в Газе.


- Пожалуйста, не фотографируйте моего сына! – преграждает мне путь голубоглазая женщина. – Если моя мама (ей 85 лет) узнает, что ее внук был в Газе и получил ранение, это ее убьет.

- Бабушка не в курсе?!

- Нет… Мы скрыли от нее, что сын получил "восьмой приказ" и мобилизован: человек она нездоровый, нельзя ее волновать…

- Можно? – обращаюсь к мужчине, подпирающему дверь другой палаты.

- Лучше не надо… - отвечает он, глядя куда-то вдаль. – Сына накачали болеутоляющими – он еще не пришел в себя после сложнейшей нейрохирургической операции.

Доктор Эран Гальперин, управляющий больницей "Бейлинсон", выглядит усталым. За последние три дня число раненых военнослужащих перевалило за сотню – недопустимо, чтобы их спасением занимались только в беэр-шевской больнице "Сорока" и ашкелонской "Барзилай" (обе действуют в режиме прифронтовых госпиталей).

- Чтобы снизить напряженность в медицинских центрах на юге, было решено госпитализировать раненых в разных больницах страны – у нас, в "Асаф ха-Рофе" в Црифине, в иерусалимской "Адасса Эйн Карем" и в "Шиба" в Тель ха-Шомере, - объясняет доктор Гальперин.

Одного из военнослужащих, принявших бой в Газе, специалисты "Бейлинсона" вытащили с того света: солдат был доставлен в тяжелейшем состоянии с осколочными ранениями в голову и в живот.

- Через пару минут после посадки санитарного вертолета он уже лежал на операционном столе, - говорит заместитель управляющего профессор Ярон Нив. – В ту ночь дежурила "звездная сборная". И хотя парень пока находится в реанимационном отделении, жить будет!

По словам профессора Нива, большинство солдат и офицеров доставлены с осколочными ранениями.
Один из раненых солдат твердо намерен после выписки из больницы вернуться к армейским сослуживцам в Газу - скроем от врага его лицо

- Керамические бронежилеты и каски спасают голову и внутренние органы – весь удар от взрывной волны приходится на конечности, - объясняет он.   

Ни в одну палату ортопедического отделения невозможно пробиться: в коридоре полно людей. Такое ощущение, что сюда съехались волонтеры со всей страны. Разве что лица у девушек, раздающих раненым солдатам свежие фрукты, сладости и воздушные шары, грустные и сосредоточенные: война.


- Никто из солдат говорить с журналистами не в состоянии: на их глазах были убиты самые близкие товарищи – ребята пережили жуткую травму, - подсказывает миловидная медсестра.

- Госпитализированы ли в вашем отделении мирные граждане, раненые в дни войны?

- Конечно! Зайдите в палату к Илану Соломону – он чуть не погиб в Ашдоде, когда ракета взорвалась на автозаправочной станции.

Знакомлюсь с Иланом и его женой Рахели.


- Интуиция никогда меня не подводит, - говорит она. – В пятницу, когда Илан собрался на заправку, я умоляла его: "Посмотри, какие жуткие обстрелы с утра – не нужно заливать бензин, все равно вряд ли выберемся из дому"… - говорит она. – Илан не послушался и уехал. Услышав вой сирены, я помертвела: беда! Пытаюсь позвонить мужу – нет связи.

- Что происходило в этот момент с вами? – спрашиваю я Илана.

- Ракета упала и взорвалась как раз в тот момент, когда я заправлялся, - говорит он. – Вспыхнуло пламя. Меня обдало жаром, будто заживо попал в костер. Пытаюсь  открыть дверцу – не удается: заклинило. И тут до меня доходит, что я ничего не вижу (впоследствии, уже в больнице Илану объяснили: из пробитой, прошитой осколками головы хлестала кровь, заливая  все лицо.Е.К.). Снова толкаю дверь – левая рука не слушаются, мокрая, скользкая, видимо, в крови. И вдруг меня пронзает: если никто не поможет мне выбраться из машины – это конец. Сейчас АЗС взлетит в воздух – и я вместе с ней.  

Восстановить в памяти дальнейший ход событий Илану не удается. На каком-то этапе к объятому пламенем автомобилю, пленником которого он оказался, подскочили два парня, но огонь и жар вынудили их отступить. Лишь после приезда пожарных дверцу распилили и Илана вытащили. К тому моменту он потерял сознание: сильнейшие ожоги, ранение в голову, кровотечение.

- Эти люди спасли мне жизнь, а я даже не знаю, как их зовут, - говорит Илан.

- Главное – все операции (а их было несколько) прошли успешно, - вторит эхом Рахель. – Мужу сшили из лоскутков кожу на голове.

- Илан, для вас туннельно-ракетная война с ХАМАСом – отнюдь не первая, не так ли?  

- Вы правы: я кадровый военный, артиллерист. В Войну Судного дня сражался на Голанах – жесточайшие бои на Хермоне, а потом в Эмек ха-Баха, Долине слез… В Ашдоде живу с 1961 года – чуть не с момента основания города. У нас трое детей, все – дипломированные специалисты, я ими горжусь.



В палату входит делегация – члены Общества друзей больницы "Бейлинсон". Над кроватью Илана взлетает алый воздушный шар.

- Знаете, - произносит бывший фронтовик после ухода посетителей.  – Я человек светский, разъезжаю по субботам, но сейчас удостоверился: все мы ходим под Богом…

Ну что на это возразишь?..   

Комментариев нет:

Отправить комментарий